– Расскажи о своем втором альбоме.
– Второй альбом сейчас записывается и будет экспериментальным, такой взгляд в сторону истоков: олд скул, фанк, хард кор, жесткие инструментальные композиции, клубные треки, баллады, треки с участием независимых МС, песни о любви. Сейчас готово шесть композиций, в конечном варианте песен будет 12. Параллельно пишутся песни к третьему альбому. Во втором альбоме есть лирическая *я, ее зовут Вера. Это одновременно и аллюзия веры, и собирательный образ девушек, с которыми меня сводила судьба. Кроме моих сольных песен, на диске появится дуэт с КРП — трек «Гонки». На концертах я уже исполняю песни из второго альбома и по реакции людей вижу, что я на правильном пути.
– А сам ты как-то отделяешь себя на сцене от себя в жизни?
– Это все зависит от трэка и от настроения. Если я читаю трэк о придуманном герое, «Бэби-бой», например, – это некоторая часть меня. Мне хотелось бы отделять Басту от себя в жизни, но это, к сожалению, не получается. Мой сценический герой соответствует тому, какой я в жизни, но на сцене я сильно концентрируюсь, всего себя пытаюсь вложить в каждое выступление, прожить маленькую жизнь в шесть песен, скажем. И не получается отделиться, потому что это песни жизненные, мои, я переживаю каждый текст.
– Как ты думаешь, может ли белый рэпер достичь высот, заданных черными исполнителями? И в чем разница между белым и черным рэпом?
– Я разделяю рэп на американский, русский, европейский. Мы сильно приблизились к американскому рэпу по качеству музыки, но у нас не очень много качающего рэпа и одаренного. Это редкость.
– Как ты думаешь, к аудитории какого возраста обращены твои тексты, кто может понять глубину текстов?
– Да мне самому бы понять глубину… А так, и шестидесятилетним нравится, и шестнадцатилетним.
– Рэп и вообще песни могут оказать серьезное влияние на людей, повлиять на мировоззрение?
– Да, могут очень сильно.
– Ты уже давно пишешь песни. Можешь проследить, как они меняются с течением времени? и меняются ли?
– Добавилось больше конкретики. Я даже песню написал: «в первом альбоме все было гладко и плавно, а второй будет жестче, I am sorry, мама». Хочется говорить о реальных вещах, и второй альбом будет реально жестче. Телеги, которые не войдут ни в один альбом, это только для меня лично, они вообще достаточно суровы.
– То есть ты жизнь видишь не очень радостно?
– Я не говорю, что не пишу радостные песни, я разные пишу. Просто у меня такое впечатление, что все люди или на измене какой-то, или успокоились. Появилась стабильность, стали зарплаты побольше, и люди успокоились, вроде, и нигде проблем больше нет. Для меня присутствие денег у меня в кармане не избавляет от того, что я вижу, к сожалению. И мне порой не приносят радость деньги у меня в кошельке. Последнее время складывается впечатление, что в моей стране рулят деньги. Не люди, а деньги. Я был в Китае, там по-другому, там есть идея. Они порой плохо едят (сытно, но не очень изысканно), но они работают, они с улыбкой, у них есть общий дом. А у нас у каждого свой домик, и все идет на это: тащить домой, лишь бы дома никто меня не достал. В Европе немного другая история, они уже поработали на свой дом, теперь могут поработать на общий. И там все честнее, человек знает свои права, знает, что судом, например, он может припугнуть, указать на свои права. Вот у меня здесь, дома, украли велосипед мой любимый, – я не пошел в милицию, потому что не верю реально, что милиция может что-то сделать.
– А для тебя существует понятие морали, или ты предпочитаешь жить по своим правилам?
– Я признаю общественную мораль, но у меня есть и свои принципы, которые я выработал путем личных исследований и опыта. Мой основной принцип – давать людям шанс. Ошибившимся, обманувшим, предавшим, давать еще шанс, потому что мне очень часто давали шанс, я за это благодарен. Потом, я сам стараюсь быть честным максимально и следить за своими словами. Я довольно вспыльчивый человек, бывает, вступаю в споры, не всегда корректно – приходится учиться. И уважение к родителям, и вообще к старшим.
Но общественная мораль и система, власть – это разные вещи. Система пытается воспользоваться моралью, использовать общественные принципы в своих интересах. Я придерживаюсь морали, но я против системы. Против того, чтобы служить в армии, если я не хочу. Мне хорошо без власти, я рад, что в моей жизни нет ее практического присутствия. К власти я отношусь с недоверием, не то, чтобы я находился в оппозиции, но мне многое не нравится. Самое страшное – это старики. Не знаю, почему, но меня больше всего мучает вид нищих, голодных стариков. И милиция, конечно. Пишу про это песни, и буду писать – получается так, что я милиции чем-то обязан. К ним отношение не к как к людям, охраняющим порядок и спокойствие, а как ко вспыльчивым дебоширам.
– Можешь ли ты назвать себя приверженцем какой-либо философии, религиозного течения или чего-то подобного? Если нет, то каково вообще свое мировоззрение? Можешь дать краткое резюме?
– Я себя причисляю к православному христианству, я крещеный. Но могу сказать, что я вольнодумец, нахожусь постоянно в поиске. Самое большое мое достижение – что я не боюсь Бога. Было время, я неверно понимал православное христианство…
– А чего боишься?
– Боюсь за тех, кто рядом, за родителей. Они уже люди в возрасте. И время неспокойное. За себя не боюсь, когда я один – мне спокойно, я с любым могу поговорить. Нет, ну есть, понятно, психи с ножом… Но поговорить с кем-то мне не страшно, много разговаривал.
– А возможна ли полная гармония в мире?
– Она возможна. Оказывается, проведены были исследования, и было доказано, что если бы не неблагоприятные для человеческого организма условия, то человек мог бы жить 1000 лет. Если бы не плохая еда, войны, стрессогенные ситуации… На генетическом уровне у нас есть память о том, что мы жили когда-то долго, счастливо, беспроблемно. У любого спросить – есть ли возможность гармонично жить? И любой ответит, что есть, правда, не будет знать, как это сделать. Почему-то есть в голове эта мысль, что можно жить нормально.
– Что ты думаешь о Боге? Что стоит за этим понятием? Что такое Бог?
– Идеал, эталон, абсолют. Безграничная, стопроцентная любовь и милосердие. Я в это верю.
– Что такое любовь? Любовь к Богу, миру, женщине?
– Любовь к женщине – это, ради чего я живу. Меня упрекают, что я много о любви пишу, о счастливой, о печальной, о грустной, о всякой… Мне нравится эта тема, потому что здесь присутствует что-то божественное. Чувствуя любовь, я чувствую что-то нереальное, неподвластное мне. Во мне находится что-то не мое, божественное. Когда я влюбляюсь, к сожалению, это часто происходит – в образы, в девушку – я очень себя хорошо чувствую, мне хочется писать песни. Создаю себе искусственную весну.
– Помнишь ли обстоятельства, при которых первый раз влюбился?
– Я-то помню обстоятельства… Мне было тогда 9 лет. Обстоятельства обычные, школа… Но после этого я влюблялся миллион раз. Как я себя сам, цинично причем, ни осаживаю, я понимаю, что я влюбчив до неприличия. Мне нравится это состояние, это присутствие женщины какой-то в моей жизни, ее образа, слов, это помогает двигаться вперед.
– Что ты поешь, когда сидишь в компании друзей?
– Я очень люблю хиты, которые крутятся по радио. Я беру какую-нибудь песню в оборот, и на два месяца она у меня не вылазит из головы. И я начинаю коверкать слова, придумывать новые рифмы в той мелодии, в которой поется песня. Мне очень нравились старые песни Ляпис-Трубецкого. Нравится слушать зарубежные песни, когда я не представляю, о чем поет певец или певица. Мне нравится самому награждать песню смыслом. Мне очень близок шансон. Возможно, как рэпер для рэперов я попсовый. Нравится Трофим, очень крутой шансонье. Я люблю сам горланить, придумываю на ходу баллады на дурацко-английском.
– Как ты относишься к пиратам?
– Плохо.
– А сам покупаешь пиратские диски?
– Да. Я в принципе пират, у меня музыка с Интернета скачивается. Я отношусь к ним плохо, но меня это не парит. Почему плохо отношусь – потому что их покрывает закон, или не может с ними справиться. Я приехал в Ростов, — меня там все знают в лицо — подхожу к киоску, а там мой диск пиратский продается. Продавщице самой стало совестно.
– А что такое для тебя успех? Это трудно или приятно? Что чувствуешь, когда узнают на улице?
– Это приятно. Ненавижу людей, которые говорят, что успех – это трудно. Трудно достичь успеха, это работа. Тот, кто трудится для достижения успеха, тот воспринимает его как нечто естественное, как зарплату. Подходят люди, берут автографы – как это может парить, когда говорят: «Мне твоя музыка очень нравится».
– А то, что на концерты приходят тысячи людей – это как-то впечатляет?
– Да, это убирает просто. Но по большому счету размер зала не важен, пусть зал будет маленьким, но полным. Но при пустых залах, слава Богу, не приходилось выступать.
– Как любишь отдыхать?
– Я понял, что отдыхать я не умею совершенно, в голове постоянно рифмы, идеи, не дают покоя незаконченные треки… Я не могу просто лежать на море и загорать, недавно вот был на море, так для меня это самое страшное мучение. Для меня важен экшн, вот катание на сноуборде – это отдых, с нетерпением жду снега и зимы.
– Ты вообще форму физическую поддерживаешь?
– Да, я делаю ци-гун.
– Что читаешь?
– Исторические романы, фэнтези.
– Какие книги произвели впечатление?
– Мне нравится советская социальная фантастика, Булгаков, например, «Мастер и Маргарита». Я воспринимаю Булгакова как нереально крутого фантаста. Очень нравится «12 стульев», это реально социальная фантастика. При всем моем желании у меня не получается увидеть социум таким веселящим, стегаться над этим. Я сам человек веселый, если в компании, а когда сажусь за бумагу, беру ручку — тяжелею сразу. У меня бывают такие импровизации, что я в шоке от самого себя, а когда пытаюсь потом вспомнить и записать – не получается. Я как-то ехал со студии, и по «Юмор FM» передавали бенефис Арканова, он говорил про дело врачей, Ленина, – я так смеялся, тут же развернул тему, очень было смешно, а вспомнить потом не смог.
– Получается, что ты не чужд политики? Можешь себя представить политиком?
– Конечно. Из таких, как я, которые ничего не делают, только пишут и говорят, и получаются политики. Я – потенциальный политик фракции «Яблоко». Я могу быть политиком, проповедником, вещать, быть в центре внимания, рассказывать, втирать. Я с иронией к этому отношусь, конечно, и к политике, и к себе – и к своим злым состояниям, сумрачным. Другого шанса нет, надо жить весело.
– Ну а в детстве ты чем интересовался?
– В детстве я вообще не разговаривал. Я умел говорить, но, как в анекдоте, — повода не было. Мама удивляется, что я так много говорю, меня нельзя заткнуть, потому что в детстве не хотел говорить совсем, играл просто. Я был большой фантазер, выдумывал себе миры, идеи были разные. У меня под ванной в кафельной кладке было маленькое окошко, я хотел прорыть подземный ход почему-то в Ирак. Тогда была война, я подбивал всех, и хоть сам отдавал себе отчет в том, что это игра, но так вовлекался… Музыка мне нравилась, я занимался.
– А как ты думаешь, для чего люди вообще ходят на концерты?
– Людям нужен праздник, общение. Для кого-то артист – это идеал, для кого-то как священник, которому можно выплеснуть все эмоции, кричать, веселиться. Все зависит от уровня доверия к артисту. Ходят на концерт, чтобы найти то, чего у самого нет, и заполнить себя этим. Сам я хожу обязательно на концерты одного московского рэпера, Гуфа, их мало, к сожалению, бывает.
– Ты говоришь, человеку нужен праздник. А твой праздник жизни какой?
– Когда вокруг немного близких людей, много чая и разговоры ни о чем. Много людей, движения – это для меня связано с работой.
– Ты снялся в художественном фильме?
– Да, в перерывах между студийной работой и репетициями. Это полнометражный художественный фильм. Съемки в Китае. По сюжету мы с товарищами втягиваемся в авантюру по поиску и перевозке контрабандного чая. Возникают разные приключения, в том числе – встреча с китайскими рэперами, сыгравшими в фильме торговцев чаем. Встреча с чайными торговцами разыграна как пародия на гангста-фильмы, с полным набором крутых парней, разборок, пальцев веером и всего такого. Ну и, кроме того, еще снимался в психиатрической комедии «Рвы» по пьесе Олега Груза, она сейчас в постпродакшене. Мы там спели несколько песен вживую, сыграли самих себя.
– Насколько тебе интересно кино? Смог бы ты стать актером и забросить музыку?
– Мне очень нравится сниматься в кино. Есть большая мечта сыграть жулика. Я в Ростове очень много видел таких людей, мне импонирует эта внешность, образ. Я, считай, сыграл кутилу, хулигана, добывающего чай – очень большая роль, как оказалось за монтажным столом. Сейчас еще будут досъемки, я буду играть дедушку, себя в старости.
– Кто реально крут как музыкант и поэт, и в то же время успешен коммерчески? Это возможно?
– Ну я, допустим. Не то чтобы я крутой поэт, но поэт, я могу себе позволить писать о чем хочу. Крутой поэт Гуф. Коммерчески успешный поэт, музыкант из наших — Земфира.
– Каких-то поэтов читаешь?
– Мой любимый поэт Маяковский, и мне не особо нравится его ранний футуризм, больше стихи поздне-советского периода. Например, стихотворение «Сифилитик», про расовую дискриминацию, свободу. У него открытые стихи и очень крутые, и сам он как человек внушает. Или Высоцкий, его умение писать минимал, только то, что нужно.
– Где тебе уютней – в жизни или на сцене?
– На сцене.
– А что для тебя самое важное в том, что ты делаешь?
– Самое важное в рэпе – слова. Важнее слов, лирики, в рэпе нет ничего. Ну, лично для меня. Не важно, в каком стиле решена музыка, саунд, бит, важно – о чем лирика, о чем говорит человек. Текст должен быть слышен по-любому. Это уже если дальше идти, то придумываешь припевы, проигрыши, соло, аранжировки, — чтобы сделать песню интересной для слушателя. И теперь я понимаю, что вообще не важно, подо что читать рэп. Могут играть рок-музыканты или струнный квартет. Мы играли как-то со струнным квартетом, по партитуре, — получилось очень интересно..
